Идет! -- крикнул Славка. -- Гусь-Хрустальный идет!
-- Чего орешь-то? -- сердито сказала мать. -- Не можешь никак
потише-то?.. Отойди оттудова, не торчи.
Славка отошел от окна.
-- Играть, что ли? -- спросил он,
-- Играй. Какую-нибудь... поновей.
-- Какую? Может, марш?
-- Вот какую-то недавно учил!..
-- Я сене одолел еще. Давай "Вянет, пропадает"?
-- Играй. Она грустная?
-- Помоги-ка снять. Не особенно грустная, но за душу возьмет.
Мать сняла со шкафа тяжелый баян, поставила Славке на колени. Славка
заиграл: "Вянет, пропадает".
Вошел дядя Володя, большой, носатый, отряхнул о колено фуражку и тогда
только сказал:
-- Здравствуйте.
-- Здравствуйте, Владимир Николаич, -- приветливо откликнулась мать.
Славка перестал было играть, чтоб поздороваться, но вспомнил материн
наказ -- играть без передыху, кивнул дяде Володе и продолжал играть.
-- Дождь, Владимир Николаич?
-- Сеет. Пора уж ему и сеять. -- Дядя Володя говорил как-то очень
аккуратно, обстоятельно, точно кубики складывал. Положит кубик, посмотрит,
подумает -- переставит. -- Пора... Сегодня у нас... што? Двадцать седьмое?
Через три дня октябрь месяц. Пойдет четвертый квартал.
-- Да, -- вздохнула мать.
Славку удивляло, что мать, обычно такая крикливая, острая на язык, с
дядей Володей во всем тихо соглашалась. Вообще становилась какая-то сама не
своя: краснела, суетилась, все хотела, например, чтоб дядя Володя выпил
"последнюю" рюмку перцовки, а дядя Володя говорил, что "последнюю-то как раз
и не надо пить -- она-то и губит людей".
-- Все играешь, Славка? -- спросил дядя Володя.
-- Играет -- встряла мать. -- Приходит из школы и начинает -- надоело
уж... В ушах звенит.
Это была несусветная ложь, Славка изумлялся про себя.
-- Хорошее дело, -- сказал дядя Володя. -- В жизни пригодится. Вот
пойдешь в армию: все будут строевой шаг отрабатывать, а ты в красном уголке
на баяне тренироваться. Очень хорошее дело. Не всем только дается...
-- Я говорила с ихним учителем-то: шибко, говорит, способный.
Когда говорила?! О боже милостивый!.. Что с ней?
-- Талант, говорит.
-- Надо, надо. Молодец, Славка.
-- Садитесь, Владимир Николаич,
Дядя Володя ополоснул руки, тщательно вытер их полотенцем, сел к столу.
-- С талантом люди крепко живут.
-- Дал бы уж, господи...
-- И учиться, конечно, надо -- само собой.
-- Вот учиться-то... -- Мать строго посмотрела на Славку. --
Лень-матушка! Вперед нас, видно, родилась. Чего уж только не делаю: сама
иной раз с им сяду; "Учи! Тебе надо-то, не мне". Ну!.. В одно ухо влетело, в
другое вылетело. Был бы мужчина в доме... Нас-то много они слушают!
-- Отец-то не заходит, Славка?
-- А чего ему тут делать? -- отвечала мать. -- Алименты свои плотит --
и довольный. А тут рости, как знаешь...
-- Алименты -- это удовольствие ниже среднего, -- заметил дядя Володя.
-- Двадцать пять?
-- Двадцать пять. А зарабатывает-то не шибко... И те пропивает.
-- Стараться надо, Славка. Матери одной трудно.
-- Понимал бы он...
-- Ты пришел из школы; сразу -- раз -- за уроки. Уроки приготовил --
поиграл на баяне. На баяне поиграл -- пошел погулял. Мать вздохнула.
Славка играл "Вянет, пропадает".
Дядя Володя выпил перцовки.
-- Стремиться надо, Славка,
-- Уж и то говорю ему: "Стремись, Славка..."
-- Говорить мало, -- заметил дядя Володя и налил еще рюмочку перцовки.
-- Как же воспитывать-то?
Дядя Володя опрокинул рюмочку в большой рот,
-- Ху-у... Все: пропустили по поводу воскресенья, и будет. -- Дядя
Володя закурил. -- Я ведь пил, крепко пил...
-- Вы уж рассказывали. Счастливый человек -- бросили... Взяли себя в
руки.
-- Бывало, утром: на работу идти, а от тебя, как от циклона, на версту
разит. Зайдешь, бывало, в парикмахерскую -- не бриться, ничего, -- откроешь
рот: он побрызгает, тогда уж идешь. Мучился, Хочешь на счетах три положить,
кладешь -- пять.
-- Гляди-ко!
-- В голове -- дымовая завеса, -- обстоятельно рассказывал дядя Володя.
-- А у меня еще стол наспроть окна стоял, в одиннадцать часов солнце
начинает в лицо бить -- пот градом!.. И мысли комичные возникают: в
ведомости, допустим: "Такому-то на руки семьсот рублей". По-старому. А ты
думаешь: "Это ж сколько поллитр выйдет?" Х-хе...
-- Гляди-ко, до чего можно дойти!
-- Дальше идут. У меня приятель был: тот по ночам все шанец искал,
-- Какой шанец?
-- Шанс. Он его называл -- шанец. Один раз искал, искал -- показалось,
кто-то с улицы зовет, шагнул с балкона, и все, не вернулся.
-- Разбился?!
-- Ну. с девятого этажа -- шутка в деле! Он же не голубь мира. Когда
летел, успел, правда, крикнуть: "Эй!"
-- Сердешный... -- вздохнула мать.
Дядя Володя посмотрел на Славку...
-- Отдохни, Славка. Давай в шахматы сыграем. Заполним вакум, как
говорит наш главный бухгалтер. Тоже пить бросил и не знает, куда деваться.
Не знаю, говорит, чем вакум заполнить,
Славка посмотрел на мать. Та улыбнулась:
-- Ну отдохни, сынок.
Славка с великим удовольствием вылез из-под баяна... Мать опять
взгромоздила баян на шкаф, накрыла салфеткой.
Дядя Володя расставлял на доске фигуры.
-- В шахматы тоже учись, Славка. Попадешь в какую-нибудь компанию: кто
за бутылку, кто разные фигли-мигли, а ты раз -- за шахматы: "Желаете?" К
тебе сразу другое отношение. У тебя по литературе как?
-- По родной речи? Трояк.
-- Плохо. Литературу надо назубок знать. Вот я хожу пешкой и говорю:
"Е-два, Е-четыре", как сказал гроссмейстер. А ты не знаешь, где это
написано. Надо знать. Ну давай.
Славка походил пешкой.
-- А зачем говорят-то: "Е-два, Е-четыре"? -- спросила мать, наблюдая за
игрой.
-- А шутят, -- пояснил дядя Володя. -- Шутят так. А люди уж понимают:
"Этого голой рукой не возьмешь". У нас в типографии все шутят. Ходи, Славка.
Славка походил пешкой.
-- У нас дядя Иван тоже шутит, -- сказал он. -- Нас вывели на
физкультуру, а он говорит: "Вот вам лопаты -- тренируйтесь". -- Славка
засмеялся.
-- Кто это?
-- Он завхозом у нас.
-- А-а... Этим шутникам лишь бы на троих сообразить, -- недовольно
заметил дядя Володя.
Мать и Славка промолчали.
-- Не перевариваю этих соображал, -- продолжал дядя Володя. -- Живут --
небо коптят.
-- А вот пили-то, -- поинтересовалась мать, -- жена-то как же?
-- Жена-то? -- Дядя Володя задумался над доской: Славка неожиданно
сделал каверзный ход. -- Реагировала-то?
-- Да. Реагировала-то.
-- Отрицательно, как еще. Из-за этого и разошлись, можно сказать. Вот
так, Славка! -- Дядя Володя вышел из трудного положения и был доволен. --
Из-за этого и горшок об горшок у нас и получился.
-- Как это? -- не понял Славка,
-- Горшок об горшок-то? -- Дядя Володя снисходительно улыбнулся. --
Горшок об горшок -- и кто дальше.
Мать засмеялась.
-- Еще рюмочку, Владимир Николаич?
-- Нет, -- твердо сказал дядя Володя. -- Зачем? Мне и так хорошо. Выпил
для настроения -- и будет. Раньше не отказался ба... Ох, пил!.. Спомнить
страшно.
-- Не думаете сходиться-то? -- спросила мать.
-- Нет, -- твердо сказал дядя Володя, -- Дело прынципа: я первый на
мировую не пойду.
Славка опять сделал удачный ход.
-- Ну, Славка!.. -- изумился дядя Володя.
Мать незаметно дернула Славку за штанину. Славка протестующе дрыгнул
ногой: он тоже вошел в азарт.
-- Так, Славка... -- Дядя Володя думал, сморщившись. -- Так... А мы вот
так!
Теперь Славка задумался.
-- Детей-то проведуете? -- расспрашивала мать.
-- Проведую, -- Дядя Володя закурил. -- Дети есть дети, Я детей люблю.
-- Жалеет счас небось?
-- Жена-то? Тайно, конешно, жалеет. У меня счас без вычетов на руки
выходит сто двадцать. И все целенькие. Площадь -- тридцать восемь метров,
обстановка... Сервант недавно купил за девяносто шесть рублей -- любо
глядеть. Домой приходишь -- сердце радуется. Включишь телевизор, постановку
какую-нибудь посмотришь... Хочу еще софу купить.
-- Ходите, -- сказал Славка.
Дядя Володя долго смотрел на фигуры, нахмурился, потрогал в
задумчивости свой большой, слегка заалевший нос.
-- Так, Славка... Ты как? А мы-так! Шахович. Софы есть чешские...
Раздвижные -- превосходные. Отпускные получу, обязательно возьму. И шкуру
медвежью закажу...
-- Сколько же шкура станет?
-- Шкура? Рублей двадцать пять. У меня племянник часто в командировку
на восток ездит, закажу ему, привезет.
-- А волчья хуже? -- спросил Славка.
-- Волчья небось твердая, -- сказала мать.
-- Волчья вообще не идет для этого дела. Из волчьих дохи шьют. Мат,
Славка. Дождик перестал; за окном прояснилось. Воздух стал чистый и синий.
Только далеко на горизонте громоздились темные тучи. Кое-где в домах
зажглись огни.
Все трое некоторое время смотрели в окно, слушали глухие звуки улицы.
Просторно и грустно было за окном.
-- Завтра хороший день будет, -- сказал дядя Володя. -- Вот где
солнышко село, небо зеленоватое: значит, хороший день будет.
-- Зима скоро. -- вздохнула мать.
-- Это уж как положено, У вас батареи не затопили еще?
-- Нет. Пора бы уж.
-- С пятнадцатого затопят. Ну пошел. Пойду включу телевизор, постановку
какую-нибудь посмотрю.
Мать смотрела на дядю Володю с таким выражением, как будто ждала, что
он вот-вот возьмет и скажет что-то не про телевизор, не про софу, не про
медвежью шкуру -- что-то другое.
Дядя Володя надел фуражку, остановился у порога...
-- Ну, до свиданья.
-- До свиданья...
-- Славка, а кубинский марш не умеешь?
-- Нет, -- сказал Славка. -- Не проходили еще.
-- Научись, сильная вещь. На вечера будут приглашать... Ну, до
свиданья.
-- До свиданья.
Дядя Володя вышел. Через две минуты он шел под окнами -- высокий,
сутулый, с большим носом. Шел и серьезно смотрел вперед,
-- Руль, -- с досадой сказала мать, глядя в окно. -- Чего ходит?..
-- Тоска, -- сказал Славка. -- Тоже ж один кукует.
Мать вздохнула и пошла в куть готовить ужин.
-- Чего ходить тогда? -- еще раз сказала она и сердито чиркнула спичкой
по коробку. -- Нечего и ходить тогда. Правда что Гусь-Хрустальный.