Читать сказку:

Царевна-лягушка

 В некотором царстве, в некотором государстве жил да

был царь с царицею, у него было три сына — все

молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке

оказать, ни пером написать; младшего звали Иван-

царевич.
Говорит им царь таково слово:
«Дети мои милые, возьмите себе по стрелке, натяните

тугие луки и пустите в разные стороны; на чей двор

стрела упадет, там и сватайтесь».
Пустил стрелу старший брат — упала она на боярский

двор, прямо против девичья терема; пустил средний

брат — полетела стрела к купцу на двор и остановилась

у красного крыльца, а на там крыльце стояла душа-

девица, дочь купеческая, пустил младший брат — попала

стрела в грязное болото, и подхватила её лягуша-

квакуша.
Говорит Иван-царевич:
«Как мне за себя квакушу взять? Квакуша не ровня

мне!»
— «Бери! — отвечает ему царь. — Знать, судьба твоя

такова».
Вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний

на купеческой дочери, а Иван-царевич на лягуше-

квакуше.
Призывает их царь и приказывает:
«Чтобы жены ваши испекли мне к завтрему по мягкому

белому хлебу».
Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже

плеч буйну голову повесил.
«Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? —

спрашивает его лягуша.
— Аль услышал от отца своего слово неприятное?»
— «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка

приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый

хлеб».
— «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро

вечера мудренее!»
Уложила царевича спать да сбросила с себя лягушечью

кожу — и обернулась душой-девицей, Василисой

Премудрою; вышла на красное крыльцо
 и закричала громким голосом:
«Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, приготовьте

мягкий белый хлеб, каков ела я, кушала у родного

моего батюшки».
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакуши хлеб давно

готов — и такой славный, что ни вздумать, ни

взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен хлеб

разными хитростями, по бокам видны города царские и с

заставами. Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-

царевичу
 и тут же отдал приказ трём своим сыновьям:
«Чтобы жены ваши соткали мне за единую ночь по

ковру».
Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну

голову повесил.
«Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? Аль

услышал от отца своего слово жесткое, неприятное?»
— «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка

приказал за единую ночь соткать ему шелковый ковер».
— «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро

вечера мудренее!»
Уложила его спать, а сама сбросила лягушечью кожу — и

обернулась душой-девицей, Василисою Премудрою, вышла

на красное крыльцо
 и закричала громким голосом:
«Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь шелковый

ковёр ткать — чтоб таков был, на каком я сиживала у

родного моего батюшки!»
Как сказано, так и сделано. Наутро проснулся Иван-

царевич, у квакуши ковер давно готов — и такой

чудный, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке

сказать. Изукрашен ковер златом-серебром, хитрыми

узорами. Благодарствовал царь на там ковре Ивану-

царевичу и тут же отдал новый приказ, чтобы все три

царевича явились к нему на смотр вместе с женами.

Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну

голову повесил. «Кваква, Иван-царевич! Почто

кручинишься? Али от отца услыхал слово

неприветливое?» — «Как мне не кручиниться? Государь

мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил;

как я тебя в люди покажу!» — «Не тужи, царевич!

Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду,

как услышишь стук да гром — скажи: это моя лягушонка

в коробчонке едет».
Вот старшие братья явились на смотр с своими женами,

разодетыми, разубранными; стоят да с Ивана-царевича

смеются:
«Что ж ты, брат, без жены пришёл? Хоть бы в платочке

принёс! И где ты этакую красавицу выискал? Чай, все

болота исходил?»
Вдруг поднялся великий стук да гром — весь дворец

затрясся; гости крепко напугались, повскакивали с 

мест своих и не знают, что им делать; а Иван-царевич

и говорит:
«Не бойтесь, господа! Это моя лягушонка в коробчонке

приехала».
Подлетела к царскому крыльцу золочёная коляска, в

шесть лошадей запряжена, и вышла оттуда Василиса

Премудрая — такая красавица, что ни вздумать, ни

взгадать, только в сказке сказать! Взяла Ивана-

царевича за руку и повела за столы дубовые, за

скатерти бранные. Стали гости есть-пить, веселиться;

Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе

за левый рукав вылила; закусила лебедем да косточки

за правый рукав спрятала. Жены старших царевичей

увидали ее хитрости, давай и себе то ж делать. После,

как пошла Василиса Премудрая танцевать с Иваном-

царевичем, махнула левой рукой — сделалось озеро,

махнула правой — и поплыли по воде белые лебеди; царь

и гости диву дались. А старшие невестки пошли

танцевать, махнули левыми руками — гостей забрызгали,

махнули правыми — кость царю прямо в глаз попала!

Царь рассердился и прогнал их с позором.
Тем временем Иван-царевич улучил минуточку, побежал

домой, нашёл лягушечью кожу и спалил ее на большом

огне. Приезжает Василиса Премудрая, хватилась — нет

лягушечьей кожи, приуныла, запечалилась
 и говорит царевичу:
«Ох, Иван-царевич! Что же ты наделал? Если б немножко

ты подождал, я бы вечно была твоею; а теперь прощай!

Ищи меня за тридевять земель в тридесятом царстве — у

Кощея Бессмертного».
Обернулась белой лебедью и улетела в окно. Иван-

царевич горько заплакал, помолился богу на все на

четыре стороны и пошел куда глаза глядят. Шел он

близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли —

попадается ему навстречу старый старичок.
«Здравствуй, — говорит, — добрый молодец! Чего ищешь,

куда путь держишь?»
Царевич рассказал ему своё несчастье.
«Эх, Иван-царевич! Зачем ты лягушью кожу спалил? Не

ты её надел, не тебе и снимать было! Василиса

Премудрая хитрей, мудрёней своего отца уродилась; он

за то осерчал на неё и велел ей три года квакушею

быть. Вот тебе клубок; куда он покатится — ступай за

ним смело».
Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошёл за

клубочком. Идёт чистым полем, попадается ему медведь.
«Дай, — говорит, — убью зверя!»
А медведь провещал ему:
«Не бей меня, Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь

тебе».
Идёт он дальше, глядь, а над ним летит селезень;

царевич прицелился из ружья, хотел было застрелить

птицу, как вдруг провещала она человечьим
 голосом:
«Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сама пригожусь».
Он пожалел и пошёл дальше. Бежит косой заяц; царевич

опять за ружье, стал целиться, а заяц провещал ему

человечьим
 голосом:
«Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сам пригожусь».
Иван-царевич пожалел и пошёл дальше — к синему морю,

видит — на песке лежит издыхает щука-рыба.
«Ах, Иван-царевич, — провещала щука, — сжалься надо

мною, пусти меня в море».
Он бросил ее в море и пошёл берегом. Долго ли,

коротко ли — прикатился клубочек к избушке; стоит

избушка на куриных лапках, кругом повёртывается.
Говорит Иван-царевич:
«Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать

поставила, — ко мне передом, а к морю задом».
Избушка повернулась к морю задом, к нему передом.

Царевич взошёл в неё и видит: на печи, на девятом

кирпичи, лежит баба-яга костяная нога, нос в потолок

врос, сопли через порог висят, титьки на крюку

замотаны, сама зубы точит.
«Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал?» —

спрашивает баба-яга Ивана-царевича.
«Ах ты, старая хрычовка! Ты бы прежде меня, доброго

молодца, накормила-напоила, в бане выпарила, да тогда

б и спрашивала».
Баба-яга накормила его, напоила, в бане выпарила; а

царевич рассказал ей, что ищет свою жену Василису

Премудрую.
«А, знаю! — сказала баба-яга. — Она теперь у Кощея

Бессмертного; трудно ее достать, нелегко с Кощеем

сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то

яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а

сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как

свой глаз бережёт».
Указала яга, в каком месте растет этот дуб. Иван-

царевич пришел туда и не знает, что ему делать, как

сундук достать? Вдруг откуда не взялся — прибежал

медведь и выворотил дерево с корнем; сундук упал и

разбился вдребезги, выбежал из сундука заяц и во всю

прыть наутек пустился: глядь — а за ним уж другой

заяц гонится, нагнал, ухватил и в клочки разорвал.

Вылетела из зайца утка и поднялась высоко-высоко;

летит, а за ней селезень бросился, как ударит её —

утка тотчас яйцо выронила, и упало то яйцо в море.

Иван-царевич, видя беду неминучую, залился слезами;

вдруг подплывает к берегу щука и держит в зубах яйцо;

он взял то яйцо, разбил, достал иглу и отломил

кончик: сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во

все стороны, а пришлось ему помереть! Иван-царевич

пошел в дом Кощея, взял Василису Премудрую и

воротился домой. После того они жили вместе и долго и

счастливо.