Читать Рассказ:
Борис Житков. Про слона
Мы подходили на пароходе к Индии. Утром должны были прийти. Я сменился
с вахты, устал и никак не мог заснуть: все думал, как там будет. Вот как
если б мне в детстве целый ящик игрушек принесли и только завтра можно его
распаковать. Все думал: вот утром сразу открою глаза - и индусы, черные,
заходят вокруг, забормочут непонятно, не то что на картинке. Бананы прямо на
кусте, город новый - все зашевелится, заиграет. И слоны! Главное, слонов мне
хотелось посмотреть. Все не верилось, что они там не так, как в
зоологическом, а запросто ходят, возят: по улице вдруг такая громада прет!
Заснуть не мог, прямо ноги от нетерпения чесались. Ведь это, знаете,
когда сушей едешь, совсем не то: видишь, как все постепенно меняется. А тут
две недели океан - вода и вода - и сразу новая страна. Как занавес в театре
подняли.
Наутро затопали на палубе, загудели. Я бросился к иллюминатору, к окну,
- готово: город белый на берегу стоит; порт, суда, около борта шлюпки; в них
черные люди в белых чалмах - зубы блестят, кричат что-то; солнце светит со
всей силы, жмет, кажется, светом давит. Тут я как с ума сошел, задохнулся
прямо: как будто я - не я, и все это сказка. Есть ничего с утра не хотел.
Товарищи дорогие, я за вас по две вахты в море стоять буду - на берег
отпустите скорей!
Выскочили вдвоем на берег. В порту, в городе все бурлит, кипит, народ
толчется, а мы - как оголтелые и не знаем, что смотреть, и не идем, а будто
нас что несет (да и после моря по берегу всегда странно ходить). Смотрим -
трамвай. Сели в трамвай, сами толком не знаем, зачем едем, лишь бы дальше -
очумели прямо. Трамвай нас мчит, мы глазеем по сторонам и не заметили, как
выехали на окраину. Дальше не идем. Вылезли. Дорога. Пошли по дороге. Придем
куда-нибудь!
Тут мы немного успокоились и заметили, что здорово жарко. Солнце над
самой маковкой стоит; тень от тебя не ложится, а вся тень под тобой: идешь и
тень свою топчешь.
Порядочно уже прошли, уж людей не стало встречаться, смотрим -
навстречу слон. С ним четверо ребят - бегут рядом по дороге. Я прямо глазам
не поверил: в городе ни одного не видали, а тут запросто идет по дороге. Мне
казалось, что из зоологического вырвался. Слон нас увидел и остановился. Нам
жутковато стало: больших при нем никого нет, ребята одни. А кто его знает,
что у него на уме? Мотанет раз хоботом - и готово.
А слон, наверно, про нас так думал: идут какие-то необыкновенные,
неизвестные, - кто их знает? И стал. Сейчас хобот загнул крючком, мальчишка
старший стал на крюк на этот, как на подножку, рукой за хобот
придерживается, и слон его осторожно отправил себе на голову. Тот там уселся
между ушами, как на столе. Потом слон тем же порядком отправил еще двоих
сразу, а четвертый был маленький, лет четырех, должно быть, - на нем только
рубашонка была коротенькая, вроде лифчика. Слон ему подставляет хобот - иди,
мол, садись. А он выкрутасы разные делает, хохочет, убегает. Старший кричит
ему сверху, а он скачет и дразнит - не возьмешь, мол. Слон не стал ждать,
опустил хобот и пошел - сделал вид, что он на его фокусы и смотреть не
хочет. Идет, хоботом мерно покачивает, а мальчишка вьется около ног,
кривляется. И как раз когда он ничего не ждал, слон вдруг хоботом - цап! Да
так ловко! Поймал его за рубашонку сзади и подымает наверх осторожно. Тот
руками, ногами, как жучок. Нет уж, никаких тебе! Поднял слон, осторожно
отпустил себе на голову, а там ребята его приняли. Он там, на слоне, все еще
воевать пробовал.
Мы поравнялись, идем стороной дороги, а слон - с другого боку и на нас
внимательно и осторожно глядит. А ребята тоже на нас пялятся и шепчутся меж
собой. Сидят, как на дому, на крыше.
"Вот, - думаю, - здорово: им нечего там бояться. Если б и тигр попался
навстречу, слон тигра поймает, схватит хоботищем поперек живота, сдавит,
швырнет выше дерева и, если на клыки не подцепит, все равно будет ногами
топтать, пока в лепешку не растопчет".
А тут мальчишку взял, как козявку, двумя пальчиками: осторожно и
бережно.
Слон прошел мимо нас; смотрим, сворачивает с дороги и попер в кусты.
Кусты плотные, колючие, стеной растут. А он через них, как через бурьян -
только ветки похрустывают, - перелез и пошел к лесу. Остановился около
дерева, взял хоботом ветку и пригнул ребятам. Те сейчас же повскакали на
ноги, схватились за ветку и что-то с нее обирают. А маленький подскакивает,
старается тоже себе ухватить, возится, будто он не на слоне, а на земле
стоит. Слон пустил ветку и другую пригнул. Опять та же история. Тут уж
маленький совсем, видно, в роль вошел: совсем залез на эту ветку, чтоб ему
тоже досталось, и работает. Все кончили, слон пустил ветку, а маленький-то,
смотрим, так и полетел с веткой. Ну, думаем, пропал - полетел теперь, как
пуля, в лес. Бросились мы туда. Да нет, куда там! Не пролезть через кусты:
колючие, и густые, и путаные. Смотрим, слон в листьях хоботом шарит. Нащупал
этого маленького - он там, видно, обезьянкой уцепился, - достал его и
посадил на место. Потом слон вышел на дорогу впереди нас и пошел обратно.
Мы - за ним. Он идет и по временам оглядывается, на нас косится: чего,
мол, сзади идут какие-то?
Так мы за слоном пришли к дому. Вокруг плетень. Слон отворил хоботом
калиточку и осторожно просунулся во двор; там ребят спустил на землю. Во
дворе индуска на него начала кричать чего-то. Нас она сразу не заметила. А
мы стоим, через плетень смотрим.
Индуска орет на слона - слон нехотя повернулся и пошел к колодцу. У
колодца вырыты два столба, и между ними вьюшка: на ней веревка намотана и
ручка сбоку. Смотрим, слон взялся хоботом за ручку и стал вертеть; вертит,
как будто пустую, вытащил - целая бадья там на веревке, ведер десять. Слон
уперся корнем хобота в ручку, чтобы не вертелась, изогнул хобот, подцепил
бадью и, как кружку с водой, поставил на борт колодца. Баба набрала воды,
ребят тоже заставила таскать - она как раз стирала. Слон опять бадью спустил
и полную выкрутил наверх. Хозяйка опять его начала ругать. Слон пустил бадью
в колодец, тряхнул ушами и пошел прочь - не стал воду больше доставать,
пошел под навес. А там в углу двора на хлипких столбиках навес был устроен -
слону под него только-только подлезть. Сверху камыш накидан и какие-то
листья длинные.
Тут как раз индус, сам хозяин. Увидал нас. Мы говорим - слона пришли
смотреть. Хозяин немного знал по-английски. Спросил, кто мы; все на мою
русскую фуражку показывает. Я говорю - русские. А он и не знал, что такое
русские.
- Не англичане?
- Нет, - говорю, - не англичане.
Он обрадовался, засмеялся, сразу другой стал; позвал к себе.
Я спрашиваю:
- Чего это слон не выходит?
- А это он, - говорит, - обиделся, и, значит, не зря. Теперь нипочем
работать не станет, пока не отойдет.
Смотрим, слон вышел из-под навеса, в калитку и прочь со двора. Думаем,
теперь совсем уйдет. А индус смеется. Слон пошел к дереву, оперся боком и ну
тереться. Дерево здоровое - прямо все ходуном ходит. Это он чешется так вот,
как свинья об забор.
Почесался, набрал пыли в хобот и туда, где чесал, пылью, землей как
дунет! Раз, и еще, и еще... Это он прочищает, чтобы не заводилось ничего в
складках: вся кожа у него твердая, как подошва, а в складках - потоньше, а в
южных странах всяких насекомых кусачих масса.
Ведь смотрите, какой: об столбики в сарае не чешется, чтобы не
развалить, осторожно даже пробирается туда, а чесаться ходит к дереву. Я
говорю индусу:
- Какой он у тебя умный!
А он хохочет.
- Ну, - говорит, - если бы я полтораста лет прожил, не тому еще
выучился бы. А он, - показывает на слона, - моего деда нянчил.
Я глянул на слона - мне показалось, что не индус тут хозяин, а слон,
слон тут самый главный.
Я спрашиваю:
- Старый он у тебя?
- Нет, - говорит, - ему полтораста лет, он в самой поре! Вон у меня
слоненок есть, его сын, - двадцать лет ему, совсем ребенок. К сорока годам в
силу только входить начинает. Вот погодите, придет слониха, увидите: он
маленький.
Пришла слониха, и с ней слоненок - с лошадь величиной, без клыков; он
за матерью, как жеребенок, шел.
Ребята индусовы бросились матери помогать, стали прыгать, куда-то
собираться. Слон тоже пошел; слониха и слоненок - с ними. Индус объясняет,
что на речку. Мы тоже с ребятами.
Они нас не дичились. Все пробовали говорить - они по-своему, мы
по-русски - и хохотали всю дорогу. Маленький больше всех к нам приставал -
все мою фуражку надевал и что-то кричал смешное - может быть, про нас.
Воздух в лесу пахучий, пряный, густой.
Шли лесом. Пришли к реке.
Не река, а поток - быстрый, так и мчит, так берег и гложет. К воде
обрывчик в аршин. Слоны вошли в воду, взяли с собой слоненка. Поставили, где
ему по грудь вода, и стали его вдвоем мыть. Наберут со дна песку с водой в
хобот и, как из кишки, его поливают. Здорово так - только брызги летят.
А ребята боятся в воду лезть - больно уж быстрое течение, унесет.
Скачут на берегу и давай в слона камешками кидать. Ему нипочем, он даже
внимания не обращает - все своего слоненка моет. Потом, смотрю, набрал в
хобот воды и вдруг как повернет на мальчишек и одному прямо в пузо как дунет
струей - тот так и сел. Хохочет - заливается.
Слон опять своего мыть. А ребята еще пуще камешками его донимать. Слон
только ушами трясет: не приставайте, мол, видите, некогда баловаться! И как
раз когда мальчишки не ждали, думали - он водой на слоненка дунет, он сразу
хобот повернул да в них. Те рады, кувыркаются.
Слон вышел на берег; слоненок ему хобот протянул, как руку. Слон заплел
свой хобот об его и помог ему на обрывчик вылезть.
Пошли все домой: трое слонов и четверо ребят.
На другой день я уж расспросил, где можно слонов поглядеть на работе.
На опушке леса, у речки, нагорожен целый город тесаных бревен: штабеля
стоят, каждый вышиной с избу. Тут же стоял один слон. И сразу видно было,
что он уж совсем старик: кожа на нем совсем обвисла и заскорузла, и хобот,
как тряпка, болтается. Уши обгрызенные какие-то. Смотрю, из лесу идет другой
слон. В хоботе качается бревно - громадный брус обтесанный. Пудов, должно
быть, во сто. Носильщик грузно переваливается, подходит к старому слону.
Старый подхватывает бревно с одного конца, а носильщик опускает бревно и
перебирается хоботом в другой конец. Я смотрю: что же это они будут делать?
А слоны вместе, как по команде, подняли бревно на хоботах вверх и аккуратно
положили на штабель. Да так ровно и правильно, как плотник на постройке.
И ни одного человека около них.
Я потом узнал, что этот старый слон и есть главный артельщик: он уже
состарился на этой работе.
Носильщик ушел не спеша в лес, а старик повесил хобот, повернулся задом
к штабелю и стал смотреть на реку, как будто хотел сказать: "Надоело мне
это, и не глядел бы".
А из лесу идет уже третий слон с бревном.
Мы туда, откуда выходили слоны.
Прямо стыдно рассказывать, что мы тут увидели. Слоны с лесных
разработок таскали эти бревна к речке. В одном месте у дороги - два дерева
по бокам, да так, что слону с бревном не пройти. Слон дойдет до этого места,
опустит бревно на землю, подвернет колени, подвернет хобот и самым носом,
самым корнем хобота толкает бревно вперед. Земля, каменья летят, трет и
пашет бревно землю, а слон ползет и пихает. Видно, как трудно ему на коленях
ползти. Потом встанет, отдышится и не сразу за бревно берется. Опять
повернет его поперек дороги, опять на коленки. Положит хобот на землю и
коленками накатывает бревно на хобот. Как хобот не раздавит! Глядь, снова
уже встал и несет. Качается, как грузный маятник, бревнище на хоботе.
Их было восемь - всех слонов-носильщиков, и каждому приходилось пихать
бревно носом: люди не хотели спилить те два дерева, что стояли на дороге.
Нам неприятно стало смотреть, как тужится старик у штабеля, и жаль было
слонов, что ползли на коленках. Мы недолго постояли и ушли.