БУЛЬКА И ВОЛК
Когда я уезжал с Кавказа, тогда еще там была война, и ночью опасно было
ездить без конвоя [Конвой - здесь: охрана].
Я хотел выехать как можно раньше утром и для этого не ложился спать.
Мой приятель пришел провожать меня, и мы сидели весь вечер и ночь на
улице станицы перед моей хатой.
Была месячная ночь с туманом, и было так светло, что читать можно, хотя
месяца и не видно было.
В середине ночи мы вдруг услыхали, что через улицу на дворе пищит
поросенок. Один из нас закричал:
- Это волк душит поросенка!
Я побежал к себе в хату, схватил заряженное ружье и выбежал на улицу.
Все стояли у ворот того двора, где пищал поросенок, и кричали мне: "Сюда!"
Мильтон бросился за мной - верно, думал" что я на охоту иду с ружьем, -
а Булька поднял свои короткие уши и метался из стороны в сторону, как будто
спрашивал, в кого ему велят вцепиться. Когда я подбежал к плетню, я увидал,
что с той стороны двора прямо ко мне бежит зверь. Это был волк. Он подбежал
к плетню и вскочил на него. Я отстранился от него и приготовил ружье. Как
только волк соскочил с плетня на мою сторону, я приложился почти в упор и
спустил курок; но ружье сделало: "чик", и не выстрелило. Волк не остановился
и побежал через улицу. Мильтон и Булька пустились за ним. Мильтон был близко
от волка, но, видно, боялся схватить его; а Булька, как ни торопился на
своих коротких ногах, не мог поспеть. Мы бежали что было силы за волком, но
и волк, и собаки скрылись у нас из виду. Только у канавы на углу станицы мы
услыхали подлаивание, визг и видели сквозь месячный туман, что поднялась
пыль и что собаки возились с волком. Когда мы прибежали к канаве, волка уже
не было, и обе собаки вернулись к нам с поднятыми хвостами и рассерженными
лицами. Булька рычал и толкал меня головой - он, видно, хотел что-то
рассказать, но не умел.
Мы осмотрели собак и нашли, что у Бульки на голове была маленькая рана.
Он, видно, догнал волка перед канавой, но не успел захватить, и волк
огрызнулся и убежал. Рана была небольшая, так что ничего опасного не было.
Мы вернулись назад к хате, сидели и разговаривали о том, что случилось.
Я досадовал на то, что ружье мое осеклось, и все думал о том, как бы тут же,
на месте, остался волк, если б оно выстрелило. Приятель мой удивлялся, что
волк мог залезть во двор. Старый казак говорил, что тут нет ничего
удивительного, что это был не волк, а что это была ведьма и что она
заколдовала мое ружье. Так мы сидели и разговаривали. Вдруг собаки
бросились, и мы увидали на середине улицы перед нами опять того же волка; но
в этот раз он от нашего крика так скоро побежал, что собаки уже не догнали
его.
Старый казак после этого уже совсем уверился, что это был не волк, а
ведьма; а я подумал, что не бешеный ли это был волк, потому что я никогда не
видывал и не слыхивал, чтобы волк, после того как его прогнали, вернулся
опять на народ.
На всякий случай я посыпал Бульке на рану пороху и зажег его. Порох
вспыхнул и выжег больное место.
Я выжег порохом рану затем, чтобы выжечь бешеную слюню, если она еще не
успела войти в кровь. Если же попала слюня и вошла уже в кровь, то я знал,
что по крови она разойдется по всему телу, и тогда уже нельзя вылечить.