Поиск

Аркадий Гайдар. Повести и детские рассказы для чтения.

Тимур и его команда - Страница 2

Родительская категория: Детские рассказы Категория: А. Гайдар Опубликовано: 25 Май 2009
Просмотров: 56915

Она проснулась только утром.
За окном шумела пышная, омытая дождем листва. Неподалеку скрипело
колодезное колесо. Где-то пилили дрова, но здесь, на даче, было по-прежнему
тихо.
Под головой у Жени лежала теперь мягкая кожаная подушка, а ноги ее были
накрыты легкой простыней. Собаки на полу не было.
Значит, сюда ночью кто-то приходил!
Женя вскочила, откинула волосы, одернула помятый сарафанчик, взяла со
стола ключ, неотправленную телеграмму и хотела бежать.
И тут на столе она увидела лист бумаги, на котором крупно синим
карандашом было написано:
"Девочка, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь". Ниже стояла
подпись: "Тимур".
"Тимур? Кто такой Тимур? Надо бы повидать и поблагодарить этого
человека".
Она заглянула в соседнюю комнату. Здесь стоял письменный стол, на нем
чернильный прибор, пепельница, небольшое зеркало. Справа, возле кожаных
автомобильных краг, лежал старый, ободранный револьвер. Тут же у стола в
облупленных и исцарапанных ножнах стояла кривая турецкая сабля. Женя
положила ключ и телеграмму, потрогала саблю, вынула ее из ножен, подняла
клинок над своей головой и посмотрелась в зеркало.
Вид получился суровый, грозный. Хорошо бы так сняться и потом притащить
в школу карточку! Модою было бы соврать, что когда-то отец брал ее с собой
на фронт. В левую руку можно взять револьвер. Вот так. Это будет еще лучше.
Она до отказа стянула брови, сжала губы и, целясь в зеркало, надавила курок.
Грохот ударил по комнате. Дым заволок окна. Упало на пепельницу
настольное зеркало. И, оставив на столе и ключ и телеграмму, оглушенная Женя
вылетела из комнаты и помчалась прочь от этого странного и опасного дома.
Каким-то путем она очутилась на берегу речки. Теперь у нее не было ни
ключа от московской квартиры, ни квитанции на телеграмму, ни самой
телеграммы. И теперь Ольге надо было рассказывать все: и про собаку, и про
ночевку в пустой даче, и про турецкую саблю, и, наконец, про выстрел.
Скверно! Был бы папа, он бы понял. Ольга не поймет. Ольга рассердится или,
чего доброго, заплачет. А это еще хуже. Плакать Женя и сама умела. Но при
виде Ольгиных слез ей всегда хотелось забраться на телеграфный столб, на
высокое дерево или на трубу крыши.
Для храбрости Женя выкупалась и тихонько пошла отыскивать свою дачу.
Когда она поднималась по крылечку, Ольга стояла на кухне и разводила
примус. Заслышав шаги, Ольга обернулась и молча враждебно уставилась на
Женю.
-- Оля, здравствуй! -- останавливаясь на верхней ступеньке и пытаясь
улыбнуться, сказала Женя. -- Оля, ты ругаться не будешь?
-- Буду! -- не сводя глаз с сестры, ответила Ольга.
-- Ну, ругайся, -- покорно согласилась Женя. -- Такой, знаешь ли,
странный случай, такое необычайное приключение! Оля, я тебя прошу, ты
бровями не дергай, ничего страшного, я просто ключ от квартиры потеряла,
телеграмму папе не отправила...
Женя зажмурила глаза и перевела дух, собираясь выпалить все разом. Но
тут калитка перед домом с треском распахнулась. Во двор заскочила, вся в
репьях, лохматая коза и, низко опустив рога, помчалась в глубь сада. А за
нею с воплем пронеслась уже знакомая Жене босоногая девчонка.
Воспользовавшись таким случаем, Женя прервала опасный разговор и
кинулась в сад выгонять козу. Она нагнала девчонку, когда та, тяжело дыша,
держала козу за рога.
-- Девочка, ты ничего не потеряла? -- быстро сквозь зубы спросила у
Жени девчонка, не переставая колошматить козу пинками.
-- Нет, -- не поняла Женя.
-- А это чье? Не твое? -- И девчонка показала ей ключ от московской
квартиры.
-- Мое, -- шепотом ответила Женя, робко оглядываясь в сторону террасы.
-- Возьми ключ, записку и квитанцию, а телеграмма уже отправлена, --
все так же быстро и сквозь зубы пробормотала девчонка.
И, сунув Жене в руку бумажный сверток, она ударила козу кулаком.
Коза поскакала к калитке, а босоногая девчонка прямо через колючки,
через крапиву, как тень, понеслась следом. И разом за калиткою они исчезли.
Сжав плечи, как будто бы поколотили ее, а не козу, Женя раскрыла
сверток:
"Это ключ. Это телеграфная квитанция. Значит, кто-то телеграмму отцу
отправил. Но кто? Ага, вот записка! Что же это такое?"
В этой записке крупно синим карандашом было написано:
"Девочка, никого дома не бойся. Все в порядке, и никто от меня ничего
не узнает". А низу стояла подпись: "Тимур".
Как завороженная, тихо сунула Женя записку в карман. Потом выпрямила
плечи и уже спокойно пошла к Ольге.
Ольга стояла все там же, возле неразожженного примуса, и на глазах ее
уже выступили слезы.
-- Оля! -- горестно воскликнула тогда Женя. -- Я пошутила. Ну за что ты
на меня сердишься? Я прибрала всю квартиру, я протерла окна, я старалась, я
все тряпки, все полы вымыла. Вот тебе ключ, вот квитанция от папиной
телеграммы. И дай лучше я тебя поцелую. Знаешь, как я тебя люблю! Хочешь, я
для тебя в крапиву с крыши спрыгну?
И, не дожидаясь, пока Ольга что-либо ответит, Женя бросилась к ней на
шею.
-- Да... но я беспокоилась, -- с отчаянием заговорила Ольга. -- И вечно
нелепые у тебя шутки... А мне папа велел... Женя, оставь! Женька, у меня
руки в керосине! Женька, налей лучше молоко и поставь кастрюлю на примус!
-- Я... без шуток не могу, -- бормотала Женя в то время, когда Ольга
стояла возле умывальника.
Она бухнула кастрюлю с молоком на примус, потрогала лежавшую в кармане
записку и спросила:
-- Оля, бог есть?
-- Нету, -- ответила Ольга и подставила голову под умывальник.
-- А кто есть?
-- Отстань! -- с досадой ответила Ольга. -- Никого нет!
Женя помолчала и опять спросила:
-- Оля, а кто такой Тимур?
-- Это не бог, это один царь такой, -- намыливая себе лицо и руки,
неохотно ответила Ольга, -- злой, хромой, из средней истории.
-- А если не царь, не злой и не из средней, тогда кто?
-- Тогда не знаю. Отстань! И на что это тебе Тимур дался?
-- А на то, что, мне кажется, я очень люблю этого человека.
-- Кого? -- И Ольга недоуменно подняла покрытое мыльной пеной лицо. --
Что ты все там бормочешь, выдумываешь, не даешь спокойно умыться! Вот
погоди, приедет папа, и он в твоей любви разберется.
-- Что ж. папа! -- скорбно, с пафосом воскликнула Женя. -- Если он и
приедет, то так ненадолго. И он, конечно, не будет обижать одинокого и
беззащитного человека.
-- Это ты-то одинокая и беззащитная? -- недоверчиво спросила Ольга. --
Ох, Женька, не знаю я, что ты за человек и в кого только ты уродилась!
Тогда Женя опустила голову и, разглядывая свое лицо, отражавшееся в
цилиндре никелированного чайника, гордо и не раздумывая ответила:
-- В папу. Только. В него. Одного. И больше ни в кого на свете.

Пожилой джентльмен, доктор Ф. Г. Колокольчиков, сидел в своем саду и
чинил стенные часы.
Перед ним с унылым выражением лица стоял его внук Коля.
Считалось, что он помогает дедушке в работе. На самом же деле вот уже
целый час, как он держал в руке отвертку, дожидаясь, пока дедушке этот
инструмент понадобится.
Но стальная спиральная пружина, которую нужно было вогнать на свое
место, была упряма, а дедушка был терпелив. И казалось, что конца-края этому
ожиданию не будет. Это было обидно, тем более что из-за соседнего забора вот
уже несколько раз высовывалась вихрастая голова Симы Симакова, человека
очень расторопного и сведущего. И этот Сима Симаков языком, головой и
руками подавал Коле знаки, столь странные и загадочные, что даже пятилетняя
Колина сестра Татьянка, которая, сидя под липою, сосредоточенно пыталась
затолкать репей в пасть лениво развалившейся собаке, неожиданно завопила и
дернула дедушку за штанину, после чего голова Симы Симакова мгновенно
исчезла.
Наконец пружина легла на свое место.
-- Человек должен трудиться, -- поднимая влажный лоб и обращаясь к
Коле, наставительно произнес седой джентльмен Ф. Г. Колокольчиков. -- У тебя
же такое лицо, как будто бы я угощаю тебя касторкой. Подай отвертку и возьми
клещи. Труд облагораживает человека. Тебе же душевного благородства как раз
не хватает. Например, вчера ты съел четыре порции мороженого, а с младшей
сестрой не поделился.
-- Она врет, бессовестная! -- бросая на Татьянку сердитый взгляд,
воскликнул оскорбленный Коля. -- Три раза я давал ей откусить по два раза.
Она же пошла на меня жаловаться да еще по дороге стянула с маминого стола
четыре копейки.
-- А ты ночью по веревке из окна лазил, -- не поворачивая головы,
хладнокровно ляпнула Татьянка. -- У тебя под подушкой есть фонарь. А в
спальню к нам вчера какой-то хулиган кидал камнем. Кинет да посвистит, кинет
да еще свистнет.
Дух захватило у Коли Колокольчикова при этих наглых словах бессовестной
Татьянки. Дрожь пронизала тело от головы до пяток. Но, к счастью, занятый
работой дедушка на такую опасную клевету внимания не обратил или просто ее
не расслышал. Очень кстати в сад тут вошла с бидонами молочница и, отмеривая
кружками молоко, начала жаловаться:
-- А у меня, батюшка Федор Григорьевич, жулики ночью чуть было дубовую
кадку со двора не своротили. А сегодня люди говорят, что чуть свет у меня на
крыше двух человек видели: сидят на трубе, проклятые, и ногами болтают.
-- То есть как на трубе? С какой же это, позвольте, целью? -- начал
было спрашивать удивленный джентльмен.
Но тут со стороны курятника раздался лязг и звон. Отвертка в руке
седого джентльмена дрогнула, и упрямая пружина, вылетев из своего гнезда, с
визгом
брякнулась о железную крышу. Все, даже Татьянка, даже ленивая собака,
разом обернулись, не понимая, откуда звон и в чем дело. А Коля
Колокольчиков, не сказав ни слова, метнулся, как заяц, через морковные
грядки и исчез за забором.
Он остановился возле коровьего сарая, изнутри которого, так же как из
курятника, доносились резкие звуки, как будто бы кто-то бил гирей по отрезку
стальной рельсы. Здесь-то он и столкнулся с Симой Симаковым, у которого
взволнованно спросил:
-- Слушай... Я не пойму. Это что?.. Тревога?
-- Да нет! Это, кажется, по форме номер один позывной сигнал общий.
Они перепрыгнули через забор, нырнули в дыру ограды парка. Здесь с ними
столкнулся широкоплечий, крепкий мальчуган Гейка. Следом подскочил Василий
Ладыгин. Еще и еще кто-то. И бесшумно, проворно, одними только им знакомыми
ходами они неслись к какой-то цели, на бегу коротко переговариваясь:
-- Это тревога?
-- Да нет! Это форма номер один позывной общий.
-- Какой позывной? Это не "три -- стоп", "три -- стоп". Это какой-то
болван кладет колесом десять ударов кряду.
-- А вот посмотрим!
-- Ага, проверим!
-- Вперед! Молнией!

А в это время в комнате той самой дачи, где ночевала Женя, стоял
высокий темноволосый мальчуган лет тринадцати. На нем были легкие черные
брюки и темно-синяя безрукавка с вышитой красной звездой.
К нему подошел седой лохматый старик. Холщовая рубаха его была бедна.
Широченные штаны -- в заплатках. К колену его левой ноги ремнями была
пристегнута грубая деревяшка. В одной руке он держал записку, другой сжимал
старый, ободранный револьвер.
-- "Девочка, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь", --
насмешливо прочел старик. -- Итак, может быть, ты мне все-таки скажешь, кто
ночевал у нас сегодня на диване?
-- Одна знакомая девочка, -- неохотно ответил мальчуган. -- Ее без меня
задержала собака.
-- Вот и врешь! -- рассердился старик. -- Если бы она была тебе
знакомая, то здесь, в записке, ты назвал бы ее по имени.
-- Когда я писал, то я не знал. А теперь я ее знаю.
-- Не знал. И ты оставил ее утром одну... в квартире? Ты, друг мой,
болен, и тебя надо отправить в сумасшедший. Эта дрянь разбила зеркало,
расколотила пепельницу. Ну хорошо, что револьвер был заряжен холостыми. А
если бы в нем были патроны боевые?
-- Но, дядя... боевых патронов у тебя не бывает, потому что у врагов
твоих ружья и сабли... просто деревянные.
Похоже было на то, что старик улыбнулся. Однако, тряхнув лохматой
головой, он строго сказал:
-- Ты смотри! Я все замечаю. Дела у тебя, как я вижу, темные, и как бы
за них я не отправил тебя назад, к матери.
Пристукивая деревяшкой, старик пошел вверх по лестнице. Когда он
скрылся, мальчуган подпрыгнул, схватил за лапы вбежавшую в комнату собаку и
поцеловал ее в морду.
-- Ага, Рита! Мы с тобой попались. Ничего, он сегодня добрый. Он сейчас
петь будет.
И точно. Сверху из комнаты послышалось откашливание. Потом этакое
тра-ля-ля!.. И наконец низкий баритон запел:

Я третью ночь не сплю, мне чудится все то же
Движенье тайное в угрюмой тишине...

-- Стой, сумасшедшая собака! -- крикнул Тимур. -- Что ты мне рвешь
штаны и куда ты меня тянешь?
Вдруг он с шумом захлопнул дверь, которая вела наверх, к дяде, и через
коридор вслед за собакой выскочил на веранду.
В углу веранды возле небольшого телефона дергался, прыгал и колотился о
стену подвязанный к веревке бронзовый колокольчик.
Мальчуган зажал его в руке, замотал бечевку на гвоздь. Теперь
вздрагивающая бечевка ослабла -- должно быть, где-то лопнула. Тогда,
удивленный и рассерженный, он схватил трубку телефона.
Часом раньше, чем все это случилось, Ольга сидела за столом. Перед нею
лежал учебник физики. Вошла Женя и достала пузырек с йодом.
-- Женя, -- недовольно спросила Ольга, -- откуда у тебя на плече
царапина?
-- А я шла, -- беспечно ответила Женя, -- а там стояло на пути что-то
такое колючее или острое. Вот так и получилось.
-- Отчего же это у меня на пути не стоит ничего колючего или острого?
-- передразнила ее Ольга.
-- Неправда! У тебя на пути стоит экзамен по математике. Он и колючий и
острый. Вот, посмотри, срежешься!.. Олечка, не ходи на инженера, ходи на
доктора, -- заговорила Женя, подсовывая Ольге настольное зеркало. -- Ну,
погляди: какой из тебя инженер? Инженер должен быть -- вот... вот... и
вот... (Она сделала три энергичные гримасы.) А у тебя -- вот... вот... и
вот... -- Тут Женя повела глазами, приподняла брови и очень неясно
улыбнулась.
-- Глупая! -- обнимая ее, целуя и легонько отталкивая, сказала Ольга.
-- Уходи, Женя, и не мешай. Ты бы лучше сбегала к колодцу за водой.
Женя взяла с тарелки яблоко, отошла в угол, постояла у окна, потом
расстегнула футляр аккордеона и заговорила:
-- Знаешь, Оля! Подходит ко мне сегодня какой-то дяденька. Так с виду
ничего себе -- блондин, в белом костюме, и спрашивает: "Девочка, тебя как
зовут?" Я говорю: "Женя..."
-- Женя, не мешай и инструмент не трогай, -- не оборачиваясь и не
отрываясь от книги, сказала Ольга.
-- "А твою сестру, -- доставая аккордеон, продолжала Женя, -- кажется,
зовут Ольгой?"
-- Женька, не мешай и инструмент не трогай! -- невольно прислушиваясь,
повторила Ольга.
-- "Очень, -- говорит он, -- твоя сестра хорошо играет. Она не хочет ли
учиться в консерватории?" (Женя достала аккордеон и перекинула ремень через
плечо.) "Нет, -- говорю я ему, -- она уже учится по железобетонной
специальности". А он тогда говорит:
"А-а!" (Тут Женя нажала один клавиш.) А я ему говорю: "Бэ-э!" (Тут Женя
нажала другой клавиш.)
-- Негодная девчонка! Положи инструмент на место! -- вскакивая,
крикнула Ольга. -- Кто тебе разрешает вступать в разговоры с какими-то
дяденьками?
-- Ну и положу, -- обиделась Женя. -- Я и не вступала. Это вступил он.
Хотела я тебе рассказать дальше, а теперь не буду. Вот погоди, приедет папа,
он тебе покажет!
-- Мне? Это тебе покажет. Ты мешаешь мне заниматься.
-- Нет, тебе! -- хватая пустое ведро, уже с крыльца откликнулась Женя.
-- Я ему расскажу, как ты меня по сто раз в день то за керосином, то за
мылом, то за водой гоняешь! Я тебе не грузовик, не конь и не трактор.
Она принесла воды, поставила ведро на лавку, но, так как Ольга, не
обратив на это внимания, сидела, склонившись над книгой, обиженная Женя ушла
в сад.
Выбравшись на лужайку перед старым двухэтажным сараем, Женя вынула из
кармана рогатку и, натянув резинку, запустила в небо маленького картонного
парашютиста.
Взлетев кверху ногами, парашютист перевернулся. Над ним раскрылся
голубой бумажный купол, но тут крепче рванул ветер, парашютиста поволокло в
сторону, и он исчез за темным чердачным окном сарая.
Авария! Картонного человечка надо было выручать. Женя обошла сарай,
через дырявую крышу которого разбегались во все стороны тонкие веревочные
провода. Она подтащила к окну трухлявую лестницу и, взобравшись по ней,
спрыгнула на пол чердака.
Очень странно! Этот чердак был обитаем. На стене висели мотки веревок,
фонарь, два скрещенных сигнальных флага и карта поселка, вся исчерченная
непонятными знаками. В углу лежала покрытая мешковиной охапка соломы. Тут же
стоял перевернутый фанерный ящик. Возле дырявой замшелой крыши торчало
большое, похожее на штурвальное, колесо. Над колесом висел самодельный
телефон.

Яндекс.Метрика