Глава II

Братишки столкнули меня со страшной высоты. Я стремглав полетел в пропасть, но – представьте себе – нисколько не разбился! Ударился о землю, подскочил как мячик, перевернулся через голову – и стал на ножки. Оказывается, у нас, утят, такой густой пух и такие мы лёгкие, что можем падать с любой высоты, как мячики.

За мной благополучно попадали все мои братишки и сестрёнки.

– Ну, вот и молодцы! – сказала мама-утка. – Теперь за мной!..

– Это и есть тот мир, в котором мы будем жить? – спросил я.

– Глупенький! Это не мир, а только ещё перемирие. Самое опасное место между гнездом и прекрасным утиным миром.

– Плохое место! – пискнул я. – Жёсткое! Мне лапам больно. .

– Плохой мир лучше доброй ссоры, – наставительно сказала мама.

Я давно уже заметил, что она любит употреблять человеческие поговорки и часто совсем некстати.

– Ни с кем не ссорьтесь, ведите себя хорошо, – продолжала мама и зашагала вперёд, переваливаясь с боку на бок. Мы все потянулись гуськом за ней. Я, конечно, первый.

Под ногами у нас были корни, мы путались лапами то во мху, то в высокой траве, наши нежные перепонки между пальцами больно кололи хвоины и острые сучочки. Мама шла не шибко, но мы еле поспевали за ней, спотыкались, падали, вскакивали, опять спешили догонять её.

Вдруг мама остановилась и шёпотом зашипела:

– Прячьтесь! И – ни звука!. – Сама тоже спряталась в кусте. Мы затаились в траве. Послышались грубые голоса и стук железа о железо.

По лесу, разговаривая, шли два человека. Они несли страшные большие железные когти.

– Наверняка в дупле чьё-нибудь гнездо, – говорил один. – Если с яйцами – яичницу себе сделаем. С птенцами – так жарево.

И оба быстрыми шагами прошли за кусты в ту сторону, откуда мы только что пришли.

– Ищите! Ищите! – прошипела мама, вскакивая на ноги.

Мы опять побежали за ней – и скоро вышли на залитую солнцем поляну с камнем посередине. На камне грелся зелёный зверёк, длинный и узкий. Он взглянул на нас, засеменил короткими, кривыми лапками и шмыгнул под камень, вильнув длинным хвостом. Я хотел перепугаться, но мама сказала:

– Это ящерица грелась на солнышке. Она испугалась нас. Безногих гадов – змей – надо остерегаться: среди них есть ядовитые. А эти – на ножках – ничего.

Потом вдруг выскочил из-под кустика серый зверь. Большой – куда больше мамы, – страшный, с растопыренными ушами. Мы все сразу остановились и прямо не знали, куда от него деться. А он встал во весь рост, болтает тонкими передними ножками и косится на нас одним глазом.

– Поспать не дадут! – оглядев нас, сердито пискнул зверь детским голоском и опять улёгся под свой кустик.

Мы пошли дальше, и мама сказала:

– Это просто заяц. Он утят не ест.

– Заячий детёныш? – спросил я. – На нём ни перышка, один пух.

Мама объяснила мне: «Из всех на свете животных только мы – птицы – одеваемся в красивые лёгкие платья из перьев. Другие ходят всю жизнь в пуху или – как люди – надевают что-нибудь на голое тело».

Тут перед нами поднялась из травы желтоватая птица чуть побольше мамы, с маленькой головкой, острым носом и красными бровями.

– Здрассте, сестрица тетёрка, – вежливо поздоровалась мама. – Вот каких я утяток вывела: кругленькие, пушистенькие. И такие ловкие, так хорошо научились ходить!

– Ах, не смешите меня, хозяюшка! – сказала краснобровая. – Поглядите на моих тетеревят. Они уж и бегают отлично, не то что ваши ковыляшки!

Тут вдруг как из-под земли выросли девять жёлтеньких краснобровых тетеревят. «Пи-пи-пи!»  – запищали они и замелькали тонкими, прямыми ножками.

А мне ужасно не понравилось, что тётка тетёрка назвала нас ковыляшками, Я как дам одному тетеревёнку в грудь! Он отскочил. А я наступил сам себе на ногу и ткнулся носом в землю.

Все жёлтенькие накинулись на нас. Подскакивают и – раз-раз носиками! – всех повалили! Наша мама волнуется, крячет, тетёрка квохчет, – шум, писк! Мама подняла нас всех с земли.

– Как вам не стыдно! – и скорей повела дальше.

Нам и верно было стыдно: девять тетеревят победили нас – тринадцать утят! И кричат нам вслед: «Хи-хи-хи! Ковыляшки! Коротышки! Мокрохвостики!» – и всякие такие обидные слова.

Но тут деревья стали редеть, редеть, стало светлей – и вот впереди показалось, засияло что-то огромное и такое прекрасное, что у меня дух захватило. Синий-синий-синий мир лежал под обрывом, накрытый таким же синим, высоким-высоким небом! Он был похож на огромное синее яйцо.

– Вода, озеро, – сказала мама. – Тут мы и будем жить.

Она раскрыла крылья, замахала ими, полетела и, сделав над

озером широкий круг, опустилась под нами на воду, подняв сноп радужных брызг.

– Кувыркайтесь сюда! – крикнула она весело.

И вот мы – тринадцать утят – смело бросились с высокого обрыва кувырком, кувырком в синее озеро. Я, конечно, первый. И не успел я опомниться, как с головой окунулся в податливую, тёплую, ласковую воду. Вокруг меня с писком падали, окунались, выскакивали мои чёрные братишки и сестрёнки.

– Спасайтесь! – отчаянно крикнула вдруг мама и неожиданно куда-то исчезла. На нас упала тень распластанных крыльев большой птицы с горящими глазами и хищным, крючковатым носом.

Но где же было спасаться нам, беспомощным утятам? Мы у всех на глазах открыто сидели на гладкой воде, и деться нам было некуда…