Поиск

Чарская Лидия Алексеевна. Повести и рассказы

Лидия Алексеевна Чарская. "Записки институтки" - Глава IV. В дортуаре

Родительская категория: Детские рассказы Категория: Чарская Лидия Алексеевна. Повести и рассказы Опубликовано: 26 Сентябрь 2014
Просмотров: 4043

ГЛАВА IV


                                 В дортуаре

     Большая  длинная  комната  с  четырьмя  рядами  кроватей  -  дортуар  -
освещалась  двумя  газовыми  рожками.  К  ней  примыкала  умывальня с медным
желобом, над которым помещалась целая дюжина кранов.
     - Княжна  Джаваха,  новенькая  ляжет  подле  вас. Соседняя кровать ведь
свободна? - спросила классная дама.
     - Да, m-lle, Федорова больна и переведена в лазарет.
     Очевидно,   судьба   мне  благоприятствовала,  давая  возможность  быть
неразлучной с Ниной.
     Не  теряя  ни  минуты,  Нина  показала мне, как стлать кровать на ночь,
разложила  в  ночном  столике  все  мои  вещи  и,  вынув  из своего шкапчика
кофточку и чепчик, стала расчесывать свои длинные шелковистые косы.
     Я невольно залюбовалась ей.
     - Какие у тебя великолепные волосы, Ниночка! - не утерпела я.
     - У  нас  на  Кавказе  почти  у  всех  такие,  и у мамы были такие, и у
покойной  тети  тоже,  -  с  какой-то  гордостью и тихой скорбью проговорила
княжна.  -  А  это кто? - быстро прибавила она, вынимая из моего чемоданчика
портрет моего отца.
     - Это мой папа, он умер, - грустно отвечала я.
     - Ах  да,  я  слышала, что твой папа был убит на войне с турками. Maman
уже  месяц  тому  назад  рассказывала  нам,  что  у нас будет подруга - дочь
героя.  Ах,  как  это  хорошо!  Мой папа тоже военный... и тоже очень, очень
храбрый;  он - в Дагестане... а мама умерла давно... Она была такая ласковая
и  печальная...  Знаешь,  Галочка, моя мама была простая джигитка; папа взял
ее  прямо  из  аула и женился на ней. Мама часто плакала, тоскуя по семье, и
потом  умерла.  Я  помню  ее, какая она была красивая! Мы очень богаты!.. На
Кавказе  нас  все-все  знают... Папа уже давно начальник - командир полка. У
нас  на  Кавказе большое имение. Там я жила с бабушкой. Бабушка у меня очень
строгая...  Она бранила меня за все, за все... Галочка, - спросила она вдруг
другим  тоном,  -  ты  никогда  не  скакала  верхом?  Нет?  А  вот меня папа
выучил...  Папа  очень  любит меня, но теперь ему некогда заниматься мной, у
него  много дел. Ах, Галочка, как хорошо было ехать горными ущельями на моем
Шалом...  Дух  замирает...  Или  скакать  по долине рядом с папой... Я очень
хорошо  езжу верхом. А глупые девочки-институтки смеялись надо мной, когда я
им рассказывала про все это.
     Нина  воодушевилась...  В  ней сказывалась южанка. Глазки ее горели как
звезды.
     Я  невольно  преклонялась  перед  этой  смелой  девочкой, я - боявшаяся
сесть на Гнедка.
     - Пора  спать,  дети,  -  прервал  наш  разговор возглас классной дамы,
вошедшей из соседней с дортуаром комнаты.
     М-lle  Арно  собственноручно  уменьшила  свет в обоих рожках, и дортуар
погрузился в полумрак.
     Девочки  с  чепчиками на головах, делавших их чрезвычайно смешными, уже
лежали в своих постелях.
     Нина  стояла  на молитве перед образком, висевшим на малиновой ленточке
в изголовье кроватки, и молилась.
     Я  попробовала  последовать  ее  примеру и не могла. Мама, Вася, няня -
все  они,  мои  дорогие,  стояли  как  живые передо мной. Ясно слышались мне
прощальные   напутствия  моей  мамули,  звонкий,  ребяческий  голосок  Васи,
просивший:  "Не  уезжай,  Люда",  -  и  мне стало так тяжело и больно в этом
чужом  мне,  мрачном  дортуаре,  между  чужими  для  меня  девочками,  что я
зарылась в подушку головой и беззвучно зарыдала.
     Я  плакала  долго,  искренно,  тихо  повторяя  милые  имена, называя их
самыми  нежными  названиями.  Я  не  слышала,  как  m-lle Арно, окончив свой
обход,  ушла к себе в комнату, и очнулась только тогда, когда почувствовала,
что кто-то дергает мое одеяло.
     - Ты  опять плачешь? - тихим шепотом произнесла княжна, усевшись у моих
ног.
     Я ничего не ответила и еще судорожнее зарыдала.
     - Не  плачь  же, не плачь... Давай поболтаем лучше. Ты свесься вот так,
в "переулок" (переулком назывались пространства между постелями).
     Я подавила слезы и последовала ее примеру.
     В  таинственном полумраке дортуара долго за полночь слышался наш шепот.
Она  расспрашивала меня о доме, о маме, Васе. Я ей рассказывала о том, какой
был  неурожай  на  овес,  какой  у  нас славный в селе священник, о том, как
глупая  Гапка  боится  русалок,  о  любимой  собаке Милке, о том, как Гнедко
болел  зимой  и  как  его  лечил кучер Андрей, и о многом-многом другом. Она
слушала  меня  с  любопытством.  Все это было так ново для маленькой княжны,
знавшей  только  свои горные теснины Кавказа да зеленые долины Грузии. Потом
она   стала  рассказывать  сама,  увлекаясь  воспоминаниями...  С  особенным
увлечением  она  рассказывала  про  своего отца. О, она горячо любила своего
отца  и  ненавидела  бабушку,  отдавшую ее в институт... Ей было здесь очень
тоскливо порою...
     - Скорее  бы прошли эти скучные дни... - шептала Нина. - Весной за мной
приедет  папа  и увезет меня на Кавказ... Целое лето я буду отдыхать, ездить
верхом,  гулять  по  горам...  -  восторженно  говорила она, и я видела, как
разгорались   в   темноте   ее   черные   глазки,  казавшиеся  огромными  на
матово-бледном лице.
     Мы  уснули  поздно-поздно,  каждая  уносясь  мечтами  на  свою  далекую
родину...
     Не знаю, что грезилось княжне, но мой сон был полон светлых видений.
     Мне  снился  хутор в жаркий, ясный, июльский день... Наливные яблоки на
тенистых  деревьях  нашего  сада,  Милка, изнывающая от летнего зноя у своей
будки...   а   на   крылечке   за   большими   корзинами  черной  смородины,
предназначенной  для  варенья,  -  моя  милая,  кроткая мама. Тут же и няня,
расчесывающая  по  десять  раз в день кудрявую головенку Васи. "Но где же я,
Люда?"  - мелькнуло у меня в мыслях. Неужели эта высокая стриженая девочка в
зеленом  камлотовом  платьице  и  белом  переднике  - это я, Люда, маленькая
панночка  с  Влассовского хутора? Да, это - я, тут же со мной бледная княжна
Джаваха...  А кругом нас цветы, много-много колокольчиков, резеды, левкоя...
Колокольчики  звенят  на  весь  сад...  и  звон  их  пронзительно  звучит  в
накаленном воздухе...
     - Вставай  же,  соня,  пора,  -  раздался  над  моим ухом веселый окрик
знакомого голоса.
     Я открыла глаза.
     Звонок,  будивший  институток,  заливался  неистовым  звоном. Туманное,
мглистое утро смотрело в окна...
     В дортуаре царило большое оживление.
     Девочки,  перегоняя  друг друга, в тех же смешных чепчиках и кофточках,
бежали  в умывальню. Все разговаривали, смеялись, рассказывали про свои сны,
иные  повторяли  наизусть заданные уроки. Шум стоял такой, что ничего нельзя
было разобрать.
     Институтский день вступал в свои права.
Яндекс.Метрика