Чарская Лидия Алексеевна. Повести и рассказы
ГЛАВА XVII
Высочайшие гости
Однажды, дней через десять по съезде институток, когда мы чинно и
внимательно слушали немецкого учителя, толковавшего нам о том, сколько
видов деепричастий в немецком языке, раздался громко и неожиданно густой и
гулкий удар колокола.
"Пожар!" - вихрем пронеслось в наших мыслях. Некоторым сделалось
дурно. Надю Федорову, бесчувственную, на руках вынесли из класса. Все
повскакали со своих мест, не зная, куда бежать и на что решиться.
Классная дама и учитель переглянулись, и первая торжественно
произнесла:
- Bleibt ruhig, das ist die Kaiserin (успокойтесь, это государыня)!
- Государыня приехала! - ахнули мы, и сердца наши замерли в невольном
трепете ожидания.
Государыня! Как же это сразу не пришло в голову, когда вот уже целую
неделю нас старательно готовили к приему Высочайшей Посетительницы. Каждое
утро до классов мы заучивали всевозможные фразы и обращения, могущие
встретиться в разговоре с императрицей. Мы знали, что приезду лиц царской
фамилии всегда предшествует глухой и громкий удар колокола, висевшего у
подъезда, и все-таки в последнюю минуту, ошеломленные и взволнованные, мы
страшно растерялись.
М-lle Арно кое-как успокоила нас, усадила на места, и прерванный урок
возобновился. Мы видели, как менялась поминутно в лице наша классная дама,
старавшаяся во что бы то ни стало сохранить присутствие духа; видели, как
дрожала в руках учителя книга грамматики, и их волнение невольно заражало
нас.
"Вот-вот Она войдет, давно ожидаемая, желанная Гостья, войдет и сядет
на приготовленное ей на скорую руку кресло..." - выстукивало мое
неугомонное сердце.
Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут дверь широко
распахнулась и в класс вошла небольшого роста тоненькая дама, с большими
выразительными карими глазами, ласково глядевшими из-под низко надвинутой
на лоб меховой шапочки, с длинным дорогим боа на шее поверх темного,
чрезвычайно простого коричневого платья.
С нею была Maman и очень высокий широкоплечий плотный офицер, с
открытым, чрезвычайно симпатичным, чисто русским лицом.
- Где же Государыня? - хотела я спросить Нину, вполне уверенная, что
вижу свиту Монархини, но в ту же минуту почтительно выстроившиеся между
скамей наши девочки, низко приседая, чуть не до самого пола, проговорили
громко и отчетливо, отчеканивая каждый слог:
- Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!
И тотчас же за первой фразой следовала вторая на французском языке:
- Nous avons l'honneur de saluer Votre Majeste Imperial!
Сомнений не было. Передо мною были Государь и Государыня.
"Так вот они!" - мысленно произнесла я, сладко замирая от какого-то
нового, непонятного мне еще чувства.
В моем впечатлительном и несколько мечтательном воображении мне
представлялась совсем иная Царская Чета. Мысль рисовала мне торжественное
появление Монархов среди целой толпы нарядных царедворцев в богатых,
золотом шитых, чуть ли не парчовых костюмах, залитыми с головы до ног
драгоценными камнями...
А между тем передо мною простое коричневое платье и военный сюртук
одного из гвардейских полков столицы. Вместо величия и пышности простая,
ободряющая и милая улыбка.
- Здравствуйте, дети! - прозвучал густой и приятный бас Государя. -
Чем занимались?
Maman поспешила объяснить, что у нас урок немецкого языка, и
представила Царской Чете m-lle Арно и учителя. Государь и Государыня
милостиво протянули им руки.
- А ну-ка, я проверю, как вы уроки учите, - шутливо кивнул нам головою
Государь и, обведя класс глазами, поманил сидевшую на первой скамейке Киру
Дергунову.
У меня замерло сердце, так как Кира, славившаяся своею ленью, не
выучила урока - я была в этом уверена. Но Кира и глазом не моргнула.
Вероятно, ее отважная белокурая головка с вздернутым носиком и бойкими
глазенками произвела приятное впечатление на Царскую Чету, потому что Кира
получила милостивый кивок и улыбку, придавшие ей еще больше храбрости.
Глаза Киры с полным отчаянием устремились на учителя. Они поняли друг
друга. Он задал ей несколько вопросов из прошлого урока, на которые Кира
отвечала бойко и умело.
- Хорошо! - одобрил еще раз Государь и отпустил девочку на место.
Потом его взгляд еще раз обежал весь класс, и глаза его остановились
на миг как раз на мне. Смутный, необъяснимый трепет охватил меня от этого
проницательного и в то же время ласково-ободряющего взгляда. Мое сердце
стучало так, что мне казалось - я слышала его биение... Что-то широкой
волной прилило к горлу, сдавило его, наполняя глаза теплыми и сладкими
слезами умиления. Близость Монарха, Его простое, доброе, отеческое
отношение, - Его - великого и могучего, держащего судьбу государства и
миллионов людей в этих мощных и крупных руках, - все это заставило
содрогнуться от нового ощущения впечатлительную душу маленькой девочки.
Казалось, и Государь понял, что во мне происходило в эту минуту, потому что
глаза его засияли еще большею лаской, а полные губы мягко проговорили:
- Пойди сюда, девочка.
Взволнованная и счастливая, я вышла на середину класса, по примеру
Киры, и отвесила низкий-низкий реверанс.
- Какие-нибудь стихи знаешь? - снова услышала я ласкающие, густые,
низкие ноты.
- Знаю стихотворение "Erlkonig", - тихо-тихо ответила я.
- Ihres Kaiserliche Majestat прибавляйте всегда, когда Их Величества
спрашивают, - шепотом подсказал мне учитель.
Но я только недоумевающе вскинула на него глаза и тотчас же отвела их,
вперив пристальный, не мигающий взгляд в богатырски сложенную фигуру
обожаемого Россией Монарха.
"Wer reitet so spat durch Nacht und Wind?.." - начала я робким и
дрожащим от волнения голосом, но чем дальше читала я стихотворение,
выученное мною добросовестно к предыдущему уроку, тем спокойнее и громче
звучал мой голос, и кончила я чтение очень и очень порядочно.
- Прекрасно, малютка! - произнес милый бас Государя. - Как твоя
фамилия?
Его рука, немного тяжелая и большая, настоящая державная рука, легла
на мои стриженые кудри.
- Влассовская Людмила, Ваше Императорское Величество, - догадалась я
ответить.
- Влассовская? Дочь казака Влассовского?
- Так точно, Ваше Императорское Величество, - поспешила вмешаться
Maman.
- Дочь героя, славно послужившего родине! - тихо и раздумчиво повторил
Государь, так тихо, что могли только услышать Государыня и начальница,
сидевшая рядом. Но мое чуткое ухо уловило эти слова доброго Монарха.
- Approche, mon enfant (подойди, мое дитя)! - прозвучал приятный и
нежный голосок Императрицы, и едва я успела приблизиться к ней, как ее рука
в желтой перчатке легла мне на шею, а глубокие, прелестные глаза смотрели
совсем близко около моего лица.
Я инстинктивно нагнулась, и губы Государыни коснулись моей пылавшей
щеки.
Счастливая, не помня себя от восторга, пошла я на место, не замечая
слез, текших по моим щекам, не слыша ног под собою...
Царская Чета встала и, милостиво кивнув нам, пошла к двери. Но тут
Государь задержался немного и крикнул нам весело, по-военному:
- Молодцы, ребята, старайтесь!
- Рады стараться, Ваше Императорское Величество! - звонко и весело, не
уступая в искусстве солдатам, дружно крикнули мы.
Как только Государь с Государыней и начальницей вышли в коридор,
направляясь в старшие классы, нас быстро собрали в пары и повели в зал.
Наскоро, суетясь и мешая друг другу, наши маленькие музыкантши уселись
за рояли, чтобы в 16 рук играть тщательно разученный марш-полонез,
специально приготовленный к царскому приезду.
Сзади них стояла толстенькая, старшая музыкальная дама, вся
взволнованная, с яркими пятнами румянца на щеках.
- Идут! Идут! - неистово закричали девочки, сторожившие появление
Царской Четы у коридорных дверей.
Музыкальная дама взмахнула своей палочкой, девочки взяли первые
аккорды... Высокие Гости в сопровождении Maman, подоспевших опекунов,
институтского начальства и старших воспитанниц, окруживших Государя и
Государыню беспорядочной гурьбой, вошли в зал и заняли места в креслах,
стоявших посередине между портретами Императора Павла I и
Царя-Освободителя.
Приветливо и ласково оглядывали Высочайшие Посетители ряды девочек,
притаивших дыхание, боявшихся шевельнуться, чтобы не упустить малейшего
движения дорогих гостей.
Мы не сводили глаз с обожаемых Государя и Государыни, и сердца наши
сладко замирали от счастья.
Музыкальная пьеса в 16 рук окончилась, вызвав одобрение Государя и
похвалу Государыни. Вслед за тем на середину вышла воспитанница выпускного
класса Иртеньева и на чистейшем французском языке проговорила длинное
приветствие - сочинение нашего Ротье - с замысловатым вычурным слогом и
витиеватыми выражениями. Государыня милостиво протянула ей для поцелуя
руку, освобожденную от перчатки, - белую маленькую руку, унизанную
драгоценными кольцами.
Затем вышла воспитанница 2-го класса, добродушная, всеми любимая
толстушка Баркова, и после низкого-низкого реверанса прочла русские стихи
собственного сочинения, в которых просто и задушевно выражалось горячее
чувство любящих детей к их незабвенным Отцу и Матери.
Государь был, видимо, растроган. Государыня с влажными и сияющими
глазами обняла обезумевшую от восторга юную поэтессу.
Потом все наши окружили рояль с севшею за него воспитанницею, и своды
зала огласились звуками красивой баркароллы. Молодые, сочные голоса слились
в дружном мотиве баркароллы с массою мелодий и переливов, искусными трелями
и звонкими хорами. Во время пения Высочайшие Гости покинули свои места и
стали обходить колонны институток. Они милостиво расспрашивали ту или
другую девочку о ее родителях, успехах или здоровье. Увидя два-три
болезненных личика, Государь останавливался перед ними и заботливо
осведомлялся о причине их бледности. Затем обращался с просьбою к
следовавшей за ними Maman обратить внимание на болезненный вид воспитанниц
и дать возможность употреблять самую питательную пищу. Как раз когда он
проходил мимо нашего класса, мой взгляд упал на Нину. Бледная, с
разгоревшимися глазами трепетно вздрагивающими ноздрями, она вся
превратилась в молчаливое ожидание. Государь внезапно остановился перед
нею.
- Твое имя, малютка?
- Княжна Нина Джаваха-алы-Джамата, - звонким гортанным голоском
ответила Нина.
Государь улыбнулся доброй улыбкой и погладил глянцевитые косы девочки.
- Твоя родина Кавказ? - спросила по-русски Государыня.
- Так точно, Ваше Величество! - произнесла Нина.
- А ты любишь свою родину? - спросил Государь, все еще не спуская руки
с чернокудрой головки.
- Что может быть лучше Кавказа! Я очень-очень люблю мой Кавказ! -
пылко, забывая все в эту минуту, воскликнула Нина, блестя глазами и
улыбкой, делавшей прелестным это гордое личико, смело и восторженно
устремленное в лицо Монарха.
- Charmant enfant! - тихо проговорила Государыня и о чем-то заговорила
с начальницей.
Видя, что Высочайшие Гости собираются отъехать, институтский хор
грянул "Боже, Царя храни", законченный таким оглушительно-звонким "ура!",
которое вряд ли забудут суровые институтские стены.
Тут уже, пренебрегая всеми условными правилами, которым безропотно
подчинялись в другое время, мы бросились всем институтом к Монаршей Чете и,
окружив ее, двинулись вместе с нею к выходу. Напрасно начальство
уговаривало нас опомниться и собраться в пары, напрасно грозило
всевозможными наказаниями, - мы, послушные в другое время, теперь
отказывались повиноваться. Мы бежали с тем же оглушительным "ура!" по
коридорам и лестницам и, дойдя до прихожей, вырвали из рук высокого
внушительного гайдука соболью ротонду Императрицы и форменное пальто
Государя с барашковым воротником и накинули их на царственные плечи наших
гостей.
Потом мы надели теплые меховые калоши на миниатюрные ножки Царицы и
уже готовились проделать то же и с Государем, но он вовремя предупредил
нас, отвлекая наше внимание брошенным в воздух носовым платком. Какая-то
счастливица поймала платок, но кто-то тотчас же вырвал его у нее из рук, и
затем небольшой шелковый платок Государя был тут же разорван на массу
кусков и дружно разделен "на память" между старшими.
- А нам папироски, Ваше Величество! - запищали голоса маленьких,
видевших, что Государь стал закуривать.
- Ах вы, малыши, вас и забыли! - засмеялся он и мигом опустошил
золотой портсигар, раздав все папиросы маленьким.
- Распустите детей на три дня! - в последний раз прозвучал драгоценный
голос Монарха, и Царская Чета вышла на подъезд.
Оглушительное "ура!" было ответом - "ура!" начатое в большой
институтской швейцарской и подхваченное тысячной толпой собравшегося на
улице народа. Кивая направо и налево, Высочайшие Гости сели в сани, гайдук
вскочил на запятки, и чистокровные арабские кони, дрожавшие под синей
сеткой и мечущие искры из глаз, быстро понеслись по снежной дороге.
Мы облепили окна швейцарской и соседней с нею институтской канцелярии,
любуясь дорогими чертами возлюбленных Государя и Государыни.
- Господи, как хорошо! Как я счастлива, что мне удалось видеть
Государя! - вырвалось из груди Нины, и я увидела на ее всегда гордом личике
выражение глубокого душевного умиления.
- Да, хорошо! - подтвердила я, и мы обнялись крепко-крепко...
Наше восторженное настроение было прервано Манею Ивановой.
- Как жалко, mesdam'очки, что Государь с Государыней не прошли в
столовую, - чистосердечно сокрушалась она.
- А что?
- А то, что, наверное бы, нас кормить стали лучше. А то котлеты с
чечевицей, котлеты с бобами, котлеты и котлеты. С ума можно сойти...
Но никто не обратил внимания на ее слова и не поддержал на этот раз
Маню; все считали, что напоминание о котлетах в эту торжественную минуту
было совсем некстати. Всех нас охватило новое чувство, вряд ли даже вполне
доступное нашему пониманию, но зато вполне понятное каждому истинно
русскому человеку, - чувство глубокого восторга от осветившей нашу душу
встречи с обожаемым нами, бессознательно еще, может быть, великим Отцом
великого народа.
И долго-долго после того мы не забыли этого великого для нас
события...