Чарская Лидия Алексеевна. Повести и рассказы
Глава IV
Бэлла. Неожиданная радость
- Нина! княжна-джаным! Сердце мое!
- Бэлла-радость!
- Золотая Нина!
- Бэлла! Бэллочка! Драгоценная.
Весь этот поток нежных имен вылился сразу с бурными поцелуями и
горячими объятиями у ворот нашего сада, где стояли две чистокровные горные
лошадки и два джигита в праздничных нарядах. В одном я узнала дедушку
Магомета; другой, молоденький, быстроглазый, оказался моей хорошенькой
теткой, сестрой покойной деды, Бэллой, дочерью Хаджи-Магомета-Брека. Хотя
моя тетка была старше меня лет на 6 или на 7, но мы были с нею закадычными
друзьями. Бэлла редко бывала в Гори, и потому ее громадные черные глаза так
и сияли жадным любопытством.
- Золотая моя джаным, хорошенькая, изумрудная моя, яхонтовая... -
тянула она своим певучим голоском, и смеялась и целовала меня, и звенела
запястьями под голубым, золотом шитым бешметом.
- А мы ехали... долго... ехали... все горами... горами...
останавливались только у духанов*, а ночевали в аулах... - рассказывала
она, поминутно пересыпая свою речь веселым, детски-беспечным смехом.
______________
* Духан - кабачок, харчевня.
- Как же ты без чадры*, Бэлла? - удивилась я, зная, что дед Магомет
строго придерживается обычаев горцев.
______________
* Обычай татарок скрывать лицо чадрою.
- Тсс! - лукаво погрозила она пальцем и покосилась на отца, дружески
обнимающегося с подоспевшим папой. - Чадра под бешметом... Здесь урусы, а
ваши женщины не прячутся под чадрою... Я в гостях у урусов.
- Молодец Бэлла! Ай да дикая козочка, - рассмеялся мой отец и повел
дорогих гостей к дому.
- А у нас новость, - шепотом сообщала я моему другу. - Приехала чужая
бабушка... такая важная и сердитая... А с нею брат... двоюродный... Такой
кудрявый... вот увидишь, и злющий, как голодный волчонок.
- Голодный волчонок! - подхватила Бэлла и громко, раскатисто
рассмеялась.
На крыльце нежданных гостей встретила бабушка со своим неизменным
Юлико.
- Здравствуй, Хаджи-Магомет, добро пожаловать, - насколько могла
любезнее, приветствовала она деда, своего давнишнего врага.
- Здравствуй, княгиня, - сурово, без улыбки ответил старик, не
любивший ее за ее чрезвычайную кичливость.
- Здравствуй, госпожа! - прозвучал звонко голосок Бэллы, и смеющееся,
полное своеобразной прелести личике предстало перед старухой.
- Эта хорошенькая девушка - твоя дочь ага-Магомет? - обратилась
бабушка к гостю.
Тот молча кивнул головою.
- Ты счастлив должен быть, ага, имея такую прекрасную дочь!.. - желая
довершить любезность, продолжала бабушка.
- Будь благословенна Аллахом, госпожа, за твою доброту, - сурово
произнес старик и остановил ласковый и грустный взгляд на дочери.
"Верно, он вспомнил деду", - подумала я и не ошиблась.
- У меня была и другая дочь, такая же прекрасная и добрая, но волею
Аллаха она в раю... - тихо произнес он.
Всем стало грустно... Всем вспомнилась моя милая, незабвенная
красавица-мать.
- А вот это внук мой, княжич Юлико, - не без тайной гордости
произнесла бабушка, выдвигая вперед своего любимца.
И вдруг веселое личико моей молоденькой тетки сморщилось от спеха, и
задрожали, и запрыгали на ее груди звонкие золотые монисты и ожерелья.
Она без церемонии трогала пальцами бархатный костюмчик моего кузена,
его отложной воротничок, его длинные, как у девочки, кудри и хохотала до
упаду.
- Косы девушки... шальвары мальчика... ай да джигит! - кричала она, не
стесняясь, между бешеными приступами хохота.
Мы с отцом не могли не улыбнуться, смотря на эту веселую и живую
дикарку.
- Перестань, Бэлла! - строго прикрикнул дед, видя, что старая княгиня
начинает краснеть от приступа досады и сам виновник этого смеха не знает,
куда деться от смущения.
Смех прекратился, но Бэлла долго не могла успокоиться. Много позднее,
с возрастающим хохотом, говорила мне:
- Я думала, это кукла... а он живой, настоящий... Джигитом будет.
И мы обе, и тетка и племянница, полные веселья и жизненного задора,
умирали со смеху.
- Знаешь, зачем я приехала? джанночка, светик мой! - говорила мне она,
увлекая меня на наше любимое место - под ветви густолиственной чинары, и
быстро продолжала, не дожидаясь моего ответа: - Ведь Бэлла, не простая
Бэлла, Бэлла счастливая... под хорошей звездой родилась... Бэлла замуж идет
за узденя... за богатого... всего много будет... и табун будет... и стадо
будет... и золото... все!
- Бэллочка! - воскликнула я в ужасе, - ты замуж! Да ведь ты маленькая!
- Маленькая!.. - засмеялась она неудержимым смехом. - Так что ж? Мне
лет много... Еще весна... и еще весна... и еще... три весны и еще... и
Бэлла-старуха... и никто не женится на Бэлле... даже самый старый пастух...
- Да как же, Бэллочка, я-то? - чуть не с плачем вырвалось у меня.
- У-у, глупая джанночка! Ты моя подруга будешь, самая близкая...
Сестра будешь... На свадьбе моей лезгинку плясать будешь. У-у, красавица
моя, лань быстроглазая! душечка!
И она опять целовала меня крепко и восторгалась мною с живостью и
горячностью ее азиатской натуры.
Мне ужасно странным казалось, что крошка-Бэлла, семнадцатилетняя
девушка, подруга моих детских игр, сорванец и веселая шалунья, выходит
замуж. Я боялась лишиться моей бойкой черноглазой подруги, но желание
присутствовать на ее свадьбе, плясать удалую лезгинку, которую я исполняла
в совершенстве, а главное - возможность уехать на несколько дней в горы,
где я не была ни разу со дня смерти деды и где меня видели в последний раз
маленьким шестилетним ребенком - вот что меня обрадовало! И, не отдавая
себе отчета в том - будет ли или не будет счастлива Бэлла, захваченная
мыслью о предстоящих мне удовольствиях, я запрыгала и закружилась, хлопая в
ладоши, вокруг моей хорошенькой приятельницы.
- Ай, Бэлла, ты княгиня будешь... настоящая княгиня! Ваше
сиятельство...
И мы снова обнимались и хохотали, приводя бабушку в негодование нашими
дикими проявлениями восторга.
- А когда же мы поедем? - приставала я к отцу за обедом, лукаво
переглядываясь с сидящей против меня Бэллой.
- Завтра я отпущу вас с Юлико... Дедушка Магомет, - обратился отец к
своему тестю, - ты возьмешь с собою маленького княжича?
- В доме старого Магомета рады гостям! - ласково ответил мой дед. - А
разве княгиня побрезгует моим гостеприимством?
Но бабушка с любезной благодарностью отклонила предложение.
- Стара я уже для таких поездок, - сказала она, - а Юлико пусть едет,
- добавила она милостиво. - Только я не отпущу его без старой Анны. А ты,
Георгий, не поедешь в горы?.. - обратилась она к отцу.
Но у отца были постоянные занятия. Войска перебирались в лагерь, и он
не мог отлучиться надолго от своего полка.
- Я пришлю тебе мой подарок, Бэлла, - ласково обратился отец к
затуманившейся на минуту свояченице.
Они были большими друзьями, и молодой горянке очень хотелось видеть
его на своей свадьбе.
Напоминание о подарке, однако, живо прогнало печаль с ее милого
личика, и она уже громко смеялась и, хлопая в ладоши, рассказывала, какая
она будет знатная, богатая узденьша.
- Барбалэ, на заре мы уезжаем... Прощай! - кричала я, с шумом
распахивая дверь каморки Барбалэ, - уезжаем все, деда, Бэлла, Анна, я и
Юлико.
- Анна? и она уезжает? - встрепенулась моя старушка.
- И Анна! и Анна! Ты можешь одна подавать на стол твоему князю, печь
лобии* и мариновать персики. Анна уезжает, радуйся, моя Барбалэ!
______________
* Любимое грузинское кушанье.
И возвестив любимой служанке столь радостную для нее весть, я уже
мчалась дальше по следам Бэллы, крича во все горло: "Завтра на заре мы
уезжаем".
- Михако, миленький, ты хорошенечко присматривай за Шалым, -
упрашивала я нашего денщика. - Пожалуйста, Михако.
- Будьте покойны, княжна, - успокаивал он меня, гладя лоснящуюся спину
моего вороного.
- Я уезжаю завтра с дедой, - обратилась я к Родам, тщательно
разглаживавшей кружевные воротнички Юлико. - Прощай, Родам, я уезжаю
надолго.
Нельзя сказать, чтобы девушка приняла с особенной печалью эту новость.
Вечером того же дня я, уходя спать, завернула в кабинет отца. Он лежал
на тахте со своей неизменной трубкой в зубах.
- Папа! - тихо сказала я, - завтра мы уезжаем. Ты прости мне, папа,
мои стычки с Юлико, но я его так ненавижу!
- За что, Нина? - спросил отец.
- Ах, не знаю, право... - ответила я. - Кажется, за все, за важность,
за чванство, за трусость... ну, словом, за все, за все.
- И ты думаешь, мне это приятно, девочка? - И в голосе моего отца
послышались непривычные для моего уха нотки грусти.
- Папочка, - пылко вырвалось у меня, - я знаю, я - дурная, злая
девчонка, но зачем они приехали! Без них было так хорошо!
- Тише! что ты, глупенькая! - и отец зажал мне рот рукою, которую я
покрыла горячими, бурными поцелуями.
- Ну, что мне делать с тобою, буйная ты моя, непобедная головушка? -
улыбнулся как-то грустно отец и добавил тихо: - Там-то, в гостях, веди
себя, по крайней мере, хорошенько. Я спрошу по приезде дедушку.
- О, да! - убежденно вырвалось у меня, - я обещаю тебе это, отец! - И
поцеловав его еще раз, я птичкой выпорхнула из комнаты.
В этот вечер мы долго слушали соловья с Бэллой. Потом, обнявшись,
пошли в комнату, где спали в эту ночь вдвоем на широкой тахте.
Молоденькая татарка сбросила с ног красные сафьяновые туфельки и долго
молилась, повернувшись лицом к востоку. Ее лицо было серьезно и важно и
мало походило на лицо той Бэллы, которая с криком и визгом гонялась за мной
по аллеям сада.
- Слава Аллаху и Магомету - Пророку его! - вырывался по временам из
груди ее молитвенный шепот.
Глядя на мою подругу, встала на молитву и я.
- Господи, - с тоской повторяла я, - помоги Ты мне, Господи, поменьше
обижать Юлико и побольше радовать папу!